Путь лучших русских филологов - от чужого текста в родное богословие. Домой, в крещение и в схиму. Аверинцев начинал с Плутарха, а закончил Софией Киевской. Гаспаров начинал с Эзопа, продолжил Пиндаром, Аристотелем, Овидием, был марксистом и позитивистом - а закончил русскими стихами, Мандельштамом 37-го года, исповедными "Записями и выписками", крещением. Топоров начинал Дхаммападой, а закончил святостью и святыми. Иванов начинал с хеттов, а потом вышел к Хлебникову и Пастернаку. Крачковский начинал арабскими поэтами времен Аббасидов, а закончил очерками по истории русской арабистики и самой интимной исповедью "Над арабскими рукописями". И Киктев начинал арабскими стихами, а закончил Хлебниковым. Крюков начал древнекитайскими гадательными надписями, а закончил Гоголем. Дьяконов начал Ассирией и Шумером, а закончил Пушкиным и мемуарами о России 30-х годов. Его богословием стала "Киркенесская этика".
Видимо, всем нам - востоковедам и античникам, романистам и скандинавистам - сужден под конец монашеский клобук русской истории и литературы.
А Бахтин даже в этом уникален: он шел от Достоевского к Рабле. Впрочем, может быть, это еще один аргумент в пользу того, что он не был по-настоящему филологом? Гегелевское возвращение Абсолютного Духа в себя его не коснулось.
Если понимать понятие "филолог" в прямом смысле, то, я полагаю, это рассуждение становится ещё вернее.