В жилом вагончике, который здесь выполняет роль гостиничного номера, нас оказалось трое: я, фотограф Сергей Каптилкин и путешественник Саша Волков, с которым мы познакомились на кораблике. В соседнем вагончике жили какие-то немцы, а за ними — голландцы. Постоянных жителей в Пирамиде всего двое — Женя Гордус и Юра Лукьянов. Они охраняют поселок от медведей и норвежцев, совершенно не пьют и точно знают, с чего начинается Родина.
Уже на второй день пребывания в зоне сплошной жизни мы заметили любопытные изменения. Мы стали общаться. Сначала — друг с другом. В обычных условиях мы, конечно, тоже производим и ловим какие-то звуки, слова, смеемся, сердимся... Но здесь общение стало не развлечением, а насущной потребностью. Не рассеяние, а концентрация. Мы говорили сутками — благо на Шпицбергене шел полярный день. Добрались до сложных материй, разобрались с происхождением Вселенной и решили все проблемы философии — причем на трезвую голову. Свободное от постоянного медийного террора сознание творило чудеса: на четвертый день мы, не зная ни немецкого, ни голландского языка, свободно общались с нашими соседями, которые при этом почти не знали английского. А на следующую ночь я вдруг абсолютно ясно осознал: если ничто не отвлекает, общаться можно и с горой Пирамида, и с ледником Норденшельда, и даже с жившими когда-то здесь людьми.
— Мы думали, что коллективное сознание — комплекс, который человечество преодолело, — говорила мне на каком-то космическом суржике фрау из соседнего вагончика. — Но здесь я поняла, что индивидуальное сознание — такое же уродство, как человек без ноги, руки или глаза.
То, что в ситуации, когда нет никаких внешних средств связи, люди общаются, думают и понимают совсем по-другому, это многие знают. Но вот то, что в случае, когда нет внешних отвлекаловок, общение становится не рассеянием, а концентрацией - это smitrich точно подметил.
smitrich точно подметил.