Странная штука – хороший русский язык. Он безусловно аристократичен, в том смысле, что чем лучше автор знает его и умеет им пользоваться, тем резче язык проявляет все недостатки и аналогичные особенности авторского мышления и таланта. Таланта и мышления.
Поэтому лучше писать плохо – не так видно, и, по известной детской поговорке, не так стыдно.
Я не о тех, кто пытается имитировать хороший русский язык (т.е., язык 19-го века) в своих романах. Их не жалко. Они плохим языком закрываются, он, битый-перебитый, изнасилованный и ломаный, берёт на себя всю энтропию, всю энергию распада.
Хуже, если язык сам по себе стильный и правильный. Тогда ясно видны либо недочёты в мышлении и построении мира, либо (если этот текст беллетристический) вылезают… как бы это сказать…
Я лучше начну с другой стороны. Классические русские литературные тексты, в третьих, написаны очень, очень великолепным языком. А во-первых и во-вторых, они очень глубоки по содержанию и необычайно динамичны, масштабны и напряжены. Они, как бы сказать, все насквозь приключенческие.
[Не помню уж, от кого услышал на газдановской конференции в середине 90-х: «В «Мёртвых душах» главный герой – язык, и это поэма приключений языка». Точно, точно так. ]
Но если никаких приключений нет, если язык не обусловлен таким же глубоким и ясным, как он сам, содержанием, то читать такой текст совсем затруднительно. Он беспощаден к автору, как…
И думаешь, что был бы ты, брат роман, написан хреново, не так было бы заметно. Типа у всех бомжей одна и таже фигура.