Потом я перебрался в Великороссию, в Москву – и через некоторое время стал понимать, что что-то не так. У меня появилось ощущение, а потом и осознанное мнение, что грамотные и знающие русский язык москвичи употребляют слова как-то немного иначе. Очень нескоро я понял, в чем дело: я употреблял многие слова как синонимы, там, где они были как бы неполными синонимами. Например, я нечувствительно считал «нужно» и «надо», или «происшествие» и «событие» полными синонимами, когда это совершенно не так.
Я стал прислушиваться, пробовать слова на вкус, и очень увлекся этим занятием. Стал опрашивать окружающих, оказалось, что они сами по себе чувствуют разницу, и хорошо ориентируются в тонкостях словоупотребления. Эти опросы на много лет стали моей любимой языковой игрой.
Помнится, например, как я несколько лет назад поставил родную организацию на уши, спрашивая, чем отличаются слова «труп», «мертвец» и «покойник». Когда, мол, можно употребить одно из этих слов и нельзя употребить другое. Сколько интересных версий я услышал! Целый день никто не работал и никого не опрашивал, а только спорили насчет мертвецов и покойников. Начальство кротко удивлялось.
Интересно, что мои добрые южные друзья этой тонкой разницы как бы не слышали. Их язык был ярким, но как бы несколько плоским. А у москвичей (петербуржцев я не спрашивал в должных объемах) язык был скромнее, но тоньше и точнее.
А потом началось мое увлечение поэзией Щербакова, у которого слова употребляются настолько правильно, что просто голова кружилась, когда я начинал смаковать строки его песен. Ну, тут еще и музыка… Ладно, это разговор отдельный.
Так вот, я и хочу спросить у достопочтенных моих друзей и сочувствующих – чем отличаются значения слов «каждый», «всякий» и «любой» ? Ясное дело, что в значениях их много общего, но я не об этом: а вот что у них разного? Опять же когда, скажем, можно сказать «всякий» и нельзя сказать «каждый»? С какими словами совмещается «каждый» и не подходит «любой» и проч.?
Заранее премного и чувствительно благодарен на неоставлении (с) московские половые начала 20-го века, по свидетельству Евгения Иванова в «Метком московском слове».
